Всякий, кто проследит за движением преподобного Геннадия Костромского и Любимоградского,  чудотворца с запада на северо-восток, получит наглядное представление о географическом  направлении   развития русского  мира, об освоении тех пространств,  которые со временем составят ядро русской цивилизации.  Литовско-Белорусские  земли, Московская Русь, Великий Новгород, Вологодский, Ярославский и Костромской  край – все это единая и неделимая православная Святая Русь,  исхоженная стопами  подвижников, политая их потом, а , зачастую, и кровью.

Родился будущий угодник Божий, в крещении – Григорий, на территории нынешней Беларуси,  в Могилеве, на рубеже XV и XVI  веков. Могилев в те годы представлял собой  мощную крепость Великого княжества Литовского, а в 1526 году получил статус города.  Это был оборонительный и ремесленный центр в составе могущественного восточно-европейского государства, которое как раз в начале XVI века вступило в период острого кризиса, не сумев справиться со внешними вызовами. 

Освободившись от монголо-татарского ига, Московская Русь смело повела борьбу за наследство Руси Киевской, обратив свой взор, прежде  всего, на земли, в недавнем прошлом захваченные Литвой.   Многие владетельные литовские князья  быстро и правильно сориентировались в изменении внешнеполитической конъюнктуры и перешли на службу Великому князю Московскому Ивану III (+ 1505 г.),  присоединив  к Московии  как  свои земли, так  и своих подданных.  Другие с такой политикой были не согласны и обратили свой взор на Запад, к Польше, ища у нее и папских прелатов заступничества в противостоянии московитам. Усилия последних приведут к заключению в 1569 г.  Государственного союза,  Люблинской унии,  между Польской короной и  Литвой, созданию Речи Посполитой.

В конце XV столетия наступил длительный период русско-литовских воин,   которых насчитывается пять.   Вторая из них, продолжавшаяся с 1500- по 1503 год, завершилась отторжением от Литвы одной трети всех земель.  Главную роль   тогда сыграли литовские князья:  Симеон Бельский, Симеон Стародубский и Василий Новгород-Северский, перешедшие на сторону Москвы.

Наступательную политику отца продолжил Московский князь   Василий III   Иоаннович    ( + 1533) . Он  опирался на поддержку литовского князя Михаила Львовича Глинского, которому удалось поднять в Литве  мятеж.   Новая русско-литовская война не была для московитов такой же удачной, однако,   1 августа  1514 г. произошло знаменательное событие: русскими был взят Смоленск,  причем в ходе осады  Михаил Львович проявил себя с самой лучшей  стороны.  Племянница князя Михаила, Елена Глинская станет супругой Василия III и матерью Иоанна IV, Грозного.

Понятно, что родившийся в семье знатных и постоянно проживающих  на территории   литовской крепости бояр, отрок был обречен вступить в военную службу и со временем принять  участие в бесконечных кровопролитных войнах.  Кроме того, ему надлежало сделать выбор: на чьей стороне служить, за кого пролить свою кровь: остаться в Литве, испытывающей давление со стороны католических стран, или перейти на службу православному русскому князю.  Но Григорий сделал радикальный выбор – он  поступил на службу не земному, а  Небесному Царю, предварительно, как праотец Авраам, оставив земное отечество.

Суровые времена требуют суровых характеров.  Войны требуют растить воинов. В свете вышесказанного становится понятной раздраженная реакция родителей, которые высказывали недовольство по поводу, на их взгляд, излишней религиозности Григория, указывая ему на то, что в церкви надлежит бывать в свои дни, вместе со всей семьей.  а остальное время следует проводить со своими «единовозрастными». 

Понятно, чем занимались «единовозрастные» юноши.  Сверстников его сословия с раннего детства готовили к военной службе.   В великокняжеской грамоте  Василия I,   писанной ок.  1400 г,  сказано: « А про войну, коли Аз сам Великий князь сяду на конь, тогда и…  боярам и слугам…». [1]  То есть любой боярин по первому призыву Великого князя должен был явиться на войну в сопровождении своих вооруженных слуг. 

Григорию надлежало вместе с единовозрастными ему юношами посвятить себя, в первую очередь, физическим тренировкам и изучению боевых искусств.  Но сердце его к этому не было расположено. Оно стремилось к подвигам духовным.

В силу сложившихся обстоятельств, Григорию мог уйти из  родного дома и Отечества только тайным образом.    Житие, написанное игуменом Спасо-Геннадиевского монастыря Алексием,   сообщает: « … улучшив время, он покинул родителей в обличии нищего, отдав свои светлые одежды убогим, приняв же от них рубища…». [2]  Первоначально путь его лежал в Москву.  Да и куда мог еще направить свои стопы ничего не  знающий и никому не известный боярский отпрыск из Литвы?  Политически и духовно усиливающаяся Москва в то время постепенно становилась символом надежд всех православных.

В столице Руси он провел некоторое время, обходя храмы, молясь у  святых чудотворцев.  Здесь Григорий  обрел  и некоего богобоязненного молодого друга по имени Феодор.  По всей видимости, в родном Могилеве   Григорий не встретил ни одного родственного ему по духу сверстника. Иначе, они бы непременно отправились путешествовать вместе.     В столице такой человек нашелся.   Православная жизнь в Москве была достаточно оживленной.  Один из самых популярных тогда москвичей –   уроженец села Елохова, святой Василий Блаженный ( + 1557),  с 16 лет бродивший по столичным улицам,  безумием мнимым обличая «безумие мира». 

В 1515 г. окончился  земной путь преподобного Иосифа Волоцкого (по происхождению, кстати, тоже  литвина),  создавшего целое монашеское направление подвижников, сочетавших духовные подвиги с активным социальным служением. В многих обителях руководствовались заветами преп. Иосифа:  "Ступание имей кротко, глас умерен, слово благочинно, пищу и питие немятежно, потребне зри, потребне глаголи, будь в ответах сладок, не излишествуй беседою, да будет беседование твое в светле лице, да даст веселие беседующим тебе".[3] Внешнее благолепие обители, по мысли св. Иосифа, должно стать дисциплинирующим началом, средством приобретения иноческих добродетелей, а также воспитывать  окружающих и власть имущих.

 Активная общественная позиция, занимаемая св. Иосифом, стяжала ему авторитет и поддержку в лице великокняжеской светской власти. Попытка новгородского архиепископа Серапиона наложить в 1509 г. каноническое прещение на преподобного Иосифа, стремящегося выйти из его подчинения, вызвало гнев Василия III. Дело закончилось заключением владыки Серапиона в темницу.  Остаток жизни этот новгородский святитель доживал на покое в Троице-Сергиевой Лавре, приняв великую схиму.

Но в Москве молодые люди, искавшие аскетического жительства,  оставаться не пожелали.  Им претила столичная суета. Их взоры  обратились к северным,  новгородским пределам.   Очевидно, что   влияние на юношей  оказал и другой идеал монашеской жизни, ярко выраженной в  подвиге оппонента преподобного Иосифа, святого Нила Сорского ( + 1508 г.), лидера движения «нестяжателей».  Школа преподобного Нила во главу угла ставила внутреннее делание – они являлись продолжателями традиции афонских исихастов и всеми силами стремились сохранить свою духовную независимость от мира, удалялись от всяческих монастырских стяжаний. 

«А когда пребывали в мире сем, не разумели злосмрадия его, но тщетно стремились стяжать украшения и покой телесный, пытаясь найти способы стяжания прибытков мiра сего. И хотя все это они получили, но будущим и нескончаемым блаженством пренебрегли. Что можно сказать о людях сих? "В целом свете нет безумнее их", [4]— наставляет преподобный Нил учеников,  стремясь отвратить их от всяких мирских привязанностей.

Сам преподобный Нил прошел школу монашеского воспитания в Кирилло-Белозерской обители, причем жил там, по всей видимости, в одно время с преподобным Корнилием Комельским ( +1537) – святым подвижником, которому через некоторое время Бог вручит послушника Григория.

Но поначалу путь двух друзей лежал на берег Ладожского озера, где в расцвете своих духовных дарований доживал земной век выдающийся подвижник севера, преподобный Александр Свирский ( + 1833).

Разбирая жизнеописания русских святых, преподобных, духовно осваивавших бескрайние лесные просторы Северной Фиваиды, поражаешься, как подчас тесно и замысловато переплетаются их судьбы. Поистине,   русское монашество тех лет являло собой некую единую армию, выступало единым фронтом в борьбе с «мироправителями тьмы века сего, духами злобы поднебесной» ( Еф. 6:12).  Подобно ручейкам, растеклись по северо-восточной Руси  монашеские тропы, но все они берут начало в Троицкой обители преподобного Сергия Радонежского ( +1392) . 

Вторым после Троицы по значению монастырем — рассадником иночествующих, стала обитель одного из непосредственных учеников и сотаинников преподобного Сергия,  святого Кирилла Белозерского (+1427), в Вологодских пределах.

Воспитанником преподобного Кирилла был святой Савватий Соловецкий, в начале XV столетия ( до 1429 г.)  подвизавшийся на Валааме. Здесь он «превзошел всех своей подвижнической жизнью» и получил благословение перебраться еще дальше  — на Соловки.  

Через полвека после Савватия на Валааме  воссияет духовный светильник преподобного Александра Свирского.  После семи лет пребывания в Спасо-Преображенском Валаамском монастыре в желании большего уединения Александр   уйдет на материк,  в леса на побережье реки Свирь.   Но здесь ему будет суждено стать игуменом Свято-Троицкой обители и общепризнанным духовным старцем для всей Руси.  Примечательно, что посвящение в сан пресвитера Александр примет от уже упоминавшегося архиепископа Новгородского Серапиона.

Григорий и Феодор застанут святого Александра на склоне лет его земной жизни.  Господь уже прославил подвижника выдающимися духовными дарами.   Прозорливость его была очевидной для всех.  Его слушались. 

  Удивительно, но в свою обитель преподобный  двух друзей не принял. Он  не брал молодых иноков. Но судьбу  их  определил:  Григория отправил в монастырь преподобного Корнилия Комельского.  А к Феодору обратился со словами: «Ты, чадо, будешь водить зверя белоголового».  В чем смысл этих слов?  Представляется, что искать ответ нужно в поэтических народных представлениях и поверьях.  Разгадку могут подсказать древнерусские сонники.  В них можно прочитать: «Видеть во сне белого зверя — означает встречу с друзьями,  дружественную или любовную связь». 

Понятно, что преподобный Александр прозрел устроение души Феодора, его склонность к семейной жизни и образно выразился  об этом, что через некоторое время и сбылось. Благодаря житию преподобного Геннадия мы получаем представление о живой, образной речи старца  Александра  Свирского.

Друзья отправились в Вологодские пределы к старцу Корнилию.  Святой Корнилий был одним из подвижников знаменитого  Комельского леса. Глухая лесная чаща распространялась на пространства к северу-востоку от Ярославля.  В 1497 г. недалеко от Вологды он построил  скромную хижину, положившую начало новой обители. В 1501 г. подвижник  воздвигает  деревянную церковь  в честь Введения во храм Пресвятой Богородицы а сам становится иеромонахом.

Нам не известно документально, встречались ли при жизни Корнилий и Александр. Но такая встреча, по всей видимости,  была.  Ведь  свирский старец мог направить молодых людей  только к такому человеку, которого очень хорошо знал. Местом знакомства Александра и Корнилия  мог стать Великий Новгород – где неоднократно и подолгу бывали оба святых угодника.  

Григорий и Феодор приходят в Корнилиеву пустынь вместе, но Феодор вскоре возвращается  в столицу, где создает семью.  Его друг принимает постриг с именем Геннадий. 

Нельзя не обратить внимание на то обстоятельство, что в юности, в период своего жительства в Кирилло-Белозерской обители, Корнилий имел своим духовным наставником и старцем подвижника по имени Геннадий. Круг жизни и подвижничества словно бы замкнулся.  Самого  близкого и способного к духовной жизни ученика, подвижник Комельского леса тоже нарекает именем Геннадий, в память о своем старце.   Этот постриг свидетельствует о преемственности передачи духовных дарований от старца к послушнику, наследующему его благодать.

Корнилий Комельский написал для братии своей обители Устав. Примечательно, что в нем мы найдем влияние двух ранее существовавших уставов: преп. Иосифа Волоцкого и преп. Нила Сорского.  Литературовед Н. В. Понырко пишет: « Из устава Нила Сорского… он (Корнилий)  взял все пространное вступление и вписал его в свое предисловие, продолжив его рассуждениями об ответственности настоятеля за судьбы иноков,… а конкретные предписания относительно общежительного уклада он заимствовал из устава Иосифа…»[5]

Наиболее мудрые современники прекрасно понимали, что  обе монашеские школы отражают единое стремление служить Богу и Церкви и имеют равное право на существование.  Протоиерей Григорий Фроловский в XX столетии лаконично назовет их «две правды».    Заветы Корнилия  позже воплотит в своей Спасо-Преображенской обители и св. Геннадий.    И при всем желании невозможно будет охарактеризовать  Геннадиеву пустынь как монастырь однозначно «иосифлянского направления»   Это будет обитель, в которой равно чтились имена и подвиг преподобных Иосифа и Нила, а также:  Сергия, Кирилла, Александра, Корнилия и многих других…

Спасо-Преображенский Геннадиевский монастырь, или, как его называют в источниках,  «Дом Преображения Спасова и чудотворца Сергия»,  ныне возрожденный для монашеской жизни, находится в 25 км от городка Любим Ярославской области и в 3 км от слияния рек Костромы и Обноры,  на берегу Сурского озера.  Примечательно, что  первое столетие своего существования обитель часто именовали «Новой Корнилиевой пустынью». 

Ее основание связано с весьма показательной историей.  Некая «брань» произошла в Корнилиевской обители. Братия вознегодовала и возроптала на преподобного Геннадия, «за многочисленные его подвизания», а вслед за этим и на самого игумена Корнилия. В таких обстоятельствах, не желая вступать в затяжную борьбу с иноками, старец и послушник удалились вместе на Сурское озеро, «в шестидесяти поприщах». Такова версия жития преподобного Геннадия.   Автор жития преподобного Корнилия, игумен Нафанаил, излагает иную версию:  конфликта не было, игумен с послушником просто решили выйти из монастыря,  чтобы   «наедине безмолствовать».  Думается,    интерпретация Нафанаила неправдоподобна и  продиктована исключительно намерением  защитить доброе имя своей обители.  Ведь для того, чтобы безмолствовать, не нужно  уходить почти за сотню верст…

Между прочим, житийное упоминание о «шестидесяти поприщах» позволяет нам точно вычислить длину «одного поприща».   В  древнерусской  литературе эта мера  расстояния подразумевает  различные  значения.  Иногда под «поприщем» понимают длину однодневного пешего перехода.  По современной карте определяем, что расстояние между местечком Корнильево Грязовецкого района Вологодской области и деревней Слобода Любимского района Ярославской области  напрямую составляет ровно 80 км.  Итак, «поприще» в житийной литературе XVI века  составляет километр и одна треть.

Примечательный случай ухода двух игумена с учеником из основанной им обители свидетельствует и о крайней строгости общежительного устава Корнилиевого монастыря.   Поистине,  «молиться – кровь проливать», — как гласит старинная иноческая максима. Не все, далеко не все могли исполнить устав в полной мере. По сути, монашеское житие – это та же военная служба. Только если у воинов царя земного бывают дни отдохновения, инок призван подвизаться ежедневно и еженощно.  А малейшее духовное расслабление инока  приводит к печальным последствиям – падениям и грехам. Поэтому можно смело утверждать, что, происходя из сословия воинственных литовских бояр, святой Геннадий всю жизнь оставался «истинным воином Христа Бога».

Обращает на себя внимание и то обстоятельство,   какое живое участие принял в судьбе Введенского Корнилиевого монастыря Василий III.  Паломничая вместе со своей молодой супругой Еленой Глинской  к  святыням северо-востока и молясь «о чадородии», Великий князь удивляется отсутствию игумена в обители и принимает меры к тому, чтобы немедленно возвратить его на место.  Время паломничества точно зафиксировано, и благодаря этому обстоятельству мы можем утверждать, что Геннадиевская обитель была основана не позднее 1528 года. 

Уже в 1531 г. Корнилий вновь у себя в монастыре.  Геннадий же остается по благословению своего старца и с соизволения Великого князя на Сурском озере.  Он был еще достаточно молод. Вряд ли ему тогда исполнилось и 30 лет

Однако,   современная исследовательница Мария Рутман полагает, что «После возвращения Корнилия в Комельский монастырь, вплоть до его кончины, она (Геннадиевская обитель)  скорее всего, оставалась в запустении»[6].  Рутман, ссылаясь на Нафанаиловское житие Корнилия, упоминающее, что ученик был со своим старцем во время его последней болезни,  утверждает, что Геннадий вернулся на озеро лишь в 1537 г.

Наш замечательный современный краевед,  преподаватель Костромской духовной семинарии, автор цикла  статей в новой Православной энциклопедии, Н. А. Зонтиков, принимает версию жития св. Геннадия.  Я соглашусь с ним.  Невозможно представить, чтобы  преп. Корнилий, положивший несколько лет на устроение новой пустыни, не позаботился о ней, и оставил ее прозябать в запустении.  Наверняка, он сам и исходатайствовал у Великого князя  разрешение на устроение «Дома Спаса Преображения».  Но и Нафанаил не ошибается:  святой Геннадий мог прибыть к любимому учителю по первому зову, едва узнав о постигшей его болезни и стать свидетелем кончины преподобного Корнилия.

 Испрашивая благословение на устроение новой обители, Корнилий наверняка рассказал, а может быть даже и представил  семье Московского государя земляка Елены Глинской – ее строителя, своего постриженника и любимого ученика,   Геннадия.  Кроме того, не будем забывать, по какому поводу Василий III предпринял паломничество:  в августе 1830 г.  Елена родила будущего Иоанна Грозного. Семья Великого князя должна была быть благодарна представителям всех обителей, в которых молилась во время того памятного паломничества.  В период с 1533 до самой смерти в 1538 г она была полновластной правительницей Московской Руси, проведя, между прочим,  знаменитую денежную реформу.  Но нам ничего неизвестно о покровительстве Елены Глинской Преображенской обители. 

  Напрягая все свои силы, Московская Русь стремилась выйти из состояния вековой отсталости, в которое она была ввергнута нашествием варварских полчищ монголо-татар в XIII столетии, и завоевать себе место под солнцем среди европейских народов.  Не будем забывать, что Великий князь Московский Василий III Иоаннович был сыном Софии Палеолог, принадлежащей к византийской императорской династии. Русь постепенно осознавала себя преемницей православной Ромейской империи. В 1523 г. старец Псковского Елеазаровсккого монастыря Филофей формулирует свою знаменитую формулу: «Вся христианская царства … снидошася во едино царство нашего государя… Два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти».   

 А противостоять приходилось врагам, нападающим  со всех сторон.  О военных действиях на Западе Руси мы уже сказали.  Глухой Комельский лес под Вологдой. Казалось бы, — глубокий безопасный тыл. Ничего подобного!  Зимой 1536-37 года страшное нашествие казанских татар вынудило преподобного Корнилия оставить обитель .  Основное войско хана Сафа-Гирея  тогда  напало на Муром, другой отряд прошелся по    вологодчине.  Эти испытания окончательно подкосили старца,  уже страдавшего предсмертной болезнью, и в мае 1537 г. он умер.

Судьбы преподобных подвижников в то время тесно переплетались с судьбами князей, бояр – патриотов родины. Общие внутри- и внешнеполитические задачи сближали, объединяли различные сословия. Стараниями святого Иосифа и его последователей на государственную власть в лице Великого князя христианское общество возлагало ответственность не только за контроль за соблюдением в стране уголовного законодательства, но и за соблюдением подданными Заповедей Божиих.  Правовая и духовно-нравственная сфера  не разделяются.  Иерархи и священнослужители благословляют все военные начинания государя, а государь печется о  чистоте веры и устроении обителей и храмов.

Уже достигнув зрелого возраста, став признанным духовным вождем и старцем, преподобный Геннадий принимает активное участие в общественной жизни. В  соответствии с наставлениями преп. Иосифа, он сумел расположить к обители  сердца потенциальных благотворителей — бояр Романа Юрьевича и Юлианы Феодоровны Захарьиных. «Ты лоза прекрасная и ветвь плодовитая, будешь нам государыней», —  обратился он однажды к их дочери, Анастасии. Пророчество сбылось.  Иоанн IV Грозный взял в жены эту девицу, духовную дочь преподобного Геннадия.  Никоновская летопись под 1549 г. содержит ценное свидетельство о крещении дочери царя, младенца Анны. Оно происходило в Московском Новодевичьем монастыре.  «…а царевну Анну крестил в теплой церкви игумен Троецкои Сергиева монастыря Серапион. А кумове были старец  Андреян Ондроновы пустыни да старец Генадеи Сараиские пустыни…» [7]  Исследователи отождествляют упомянутого старца с преподобным Геннадием Костромским. Отметим, что преподобный Андриан,   в миру Андрей Завалишин, это тот самый боярин,  который, охотясь,  случайно обнаружил уединенную келью преп. Александра Свирского и потом стал его учеником. Вот так спустя много лет сошлись пути двух иноков, которым свирский подвижник открыл пусть к святости.

Отныне сам Иоанн IV Васильевич, Грозный становится главным благотворителем обители. Несколькими грамотами он ограждает монастырь от различных судебных притязаний, а в 1550 году навечно дарует Дому Спаса Преображения несколько деревень и само Сурское озеро.

Исполнив труд первоначального духовного и материального устроения монастыря, продиктовав ученикам  исполненное твердой веры в будущее обители и трогательной заботы о братьях завещание,  преподобный Геннадий окончил свой жизненный путь 23 января 1565 г.

«Говорю вам, духовные мои братья и спостники: для меня день уже при вечере и секира при корени, ибо отхожу уже к судилищу Христову. Ради святой Господней заповеди, не забывайте меня, когда будете молиться, но, видя мой гроб, вспоминайте мою любовь и молитесь Христу, чтобы Он вселил дух мой с праведными».

Сегодня, отмечая 450-летие со дня преставления удивительного святого, преподобного Геннадия, Костромского и Ярославского чудотворца, воплотившего в себе  лучшие черты духовных подвижников Русской Церкви, мы проверяем себя на верность его заветам и своими трудами стремимся возродить былое достоинство  русского монашества.